В этом не было ничего удивительного: Карлсон руководил в Вашингтоне особой службой, действовавшей на стыке ФБР и ЦРУ, имевшей выходы на президента, но пользовавшейся удивительной независимостью. Его бюро официально не существовало и не получало средств из бюджета; оно было особо ценно именно вследствие своего официального небытия. Ему поручались различные деликатные и опасные операции, а если они вызывали бурную реакцию или дипломатические протесты, на самом верху с чистой совестью умывали руки и клялись честью, что им ничего не известно. Таким образом, Карлсон всегда работал без прикрытия, и это его не смущало. Независимость этого стоила. Он продолжал носить полевую форму, участвуя в конфликтах, в которые были вовлечены Соединенные Штаты, пока его не вызвали в Вашингтон. Там ему предложили возглавить Специальную службу и дали нашивки полковника, но в то же время попросили впредь являться только в штатском. Он окружил себя тщательно подобранными сотрудниками, в число которых входила его личная секретарша Лина и, главное, Фрэнки Мэттьюс.
Полковник Карлсон, которому было без малого шестьдесят, казался серым. Все в нем было серым: подстриженные бобриком волосы, густые брови, цвет лица, когда болело раненное в Корее колено, одежда. Однако он был человеком энергичным, пробивным, суровым и не очень сентиментальным.
Конференция продолжалась.
— Значит, вы думаете, — спросил Мак — Интайр, — что атомные снаряды для Анголы изготавливаются из радиоактивных отходов атомных электростанций?
— Да, я так думаю, — ответил Бородин. — Те, кто их производят, — не глупцы. Для локальной войны вроде ангольской тактическое ядерное оружие с зарядом всего в три — четыре килограмма, небольших размеров, доставляемое к цели с большой точностью, во много раз предпочтительнее сложных для изготовления мощных ракет.
— Позволю себе заметить, что в Анголе нет войны, — вмешался да Коста, — обычные полицейские операции против мятежников.
Но никто не придал ни малейшего значения его словам. Даже секретари засомневались, стоит ли записывать его реплику.
— К несчастью, — продолжал Бородин, — радиоактивные отходы разбросаны по всему миру, потому что даже малые страны, такие, как Швейцария, обладают атомными электростанциями. Попробуйте узнать, откуда они!
— У меня есть замечание, — сказал маленький американский физик Губенгейм. — Замечание, которое имеет силу, если мы a priori признаем, что использовались не чистые расщепляющиеся вещества.
— Это невозможно, — сказал Мак — Интайр, — они непомерно дороги, мне это известно. Ангольские мятежники не могли бы купить и грамма. Если, конечно, они не получают сырье из какой — нибудь великой державы.
— Вы намекаете на то, что в дело замешаны мы? — кислым тоном спросил Бородин.
— Я ни на что не намекаю, я рассматриваю все возможности.
— СССР не заинтересован в происходящем в Анголе, вы это прекрасно знаете. А вот о США я бы такого не сказал.
— США, даже если бы они были заинтересованы в происходящем в Анголе, не стали бы поддерживать мятежников. Может быть, стоит присмотреться к вашим друзьям — китайцам?
— Китайцы скорее ваши друзья, чем наши. Но я приехал сюда не для того, чтобы дискутировать на эти темы. Какое замечание собирался сделать ваш физик?
Слово опять взял Губенгейм:
— У нас было слишком мало времени на изучение снаряда. Однако проведенного анализа достаточно, чтобы сказать: ядерный заряд изготовлен не из чистых расщепляющихся веществ, а из переработанных отходов. Мое замечание имеет смысл лишь в случае признания данного положения.
Советский инженер Литонов кивнул главе своей делегации.
— Мы признаем, — сказал Бородин.
— Мы тоже, — подтвердил Мак — Интайр, довольный прекращением своей перепалки с русским коллегой.
— Так вот, — продолжал Губенгейм, — для изготовления таких снарядов потребовалось бы огромное количество радиоактивных отходов, я думаю, примерно несколько тонн на каждый снаряд. Мне это представляется трудно осуществимым на практике. И напротив, достаточно нескольких килограммов, самое большое центнеров, если речь идет об отходах со станций, оборудованных сверхгенератором.
— После анализа мы пришли к тем же выводам, — поспешил заметить русский физик Литонов. — Чистые расщепляющиеся вещества можно достать случайно, тогда как отходы со станций, оборудованных сверхгенератором, могут, принимая во внимание их количество, использоваться в данном случае.
— Это значительно сужает круг поисков, — заметил Мак — Интайр. — Насколько мне известно, лишь четыре страны имеют атомные станции со сверхгенератором.
— «Феникс» во Франции, «Харуэл» в Великобритании, «Шевченко» в СССР, «Брукхевен» в США, — холодным голосом перечислил Швабрин.
— Если бы мы получили образцы отходов со всех четырех, — добавил Литонов, — то с помощью спектроскопического анализа смогли бы определить, чьи отходы использованы для производства снаряда.
— Мы тоже, — сказал Губенгейм.
— Но у нас нет этих образцов, и получить их в ближайшее время мне представляется нереальным, — заметил Мак — Интайр.
— Могу вам гарантировать, что они идут не от нас, — заверил его Бородин.
— Хотелось бы вам верить, — ответил Мак — Интайр. Советский представитель бросил на него неприязненный взгляд. Трудно было вынести то, что его слова ставились под сомнение. Он шепотом переговорил со своим физиком.
— Прошу устроить перерыв в заседании, чтобы немедленно покончить с этим вопросом, — предложил он.